Жара в тот день стояла страшная. Еще вчера с утра шёл противный, мелкий и холодный майский дождь. Не дождь даже, а мелкая водяная взвесь. И беспросветные тучи, наползали с залива на холодный гранитный город.
Но к вечеру — распогодилось и тучи, превратившиеся в огромные фантастические башни кучевых облаков подарили волшебный закат.
Ночь была ясная ясная, в белом небе тихо мерцали огоньки самых крупных звезд, а на земле городские огни длинными полосами отражались в лужах и каналах, и эти лужи и каналы становились похожи на прорехи туда, вниз, в другое небо.
Вчера Славик и Серёга сидели на маленьком раздолбанном балкончике Серегиной квартиры, подложив для тепла пенку на выщербленный бетон. Славик перебирал струны гитары, вспоминая старые песни, между ним и Серёгой стояла табуретка, на которой был накрыта нехитрая поляна из водочки, вареной картохи, нарезанного сала, лука, огурцов и черного хлеба. Всё заботливо принесенное Славиком, а то этот питерский алко-интеллигент неделями мог питаться одним святым духом и бухлом, забывая нормально пожрать.
Регулярное питание в жизни Сергуни появлялось, кажется, только тогда, когда к нему на вписку заезжал Славик. Да, Славик никогда не вписывался "пустым".
Они обсуждали очередную непутевую славикову бабенку, потом очередные странные сергунины сны, потом просто пели и пили, но пошло хорошо. И водочка хорошо пошла, и Бугульма следом, и даже остатки Агдама всемогущего.
После всего этого, до коек друзья и братья навек ползли на четвереньках, не рискнув встать в полный рост.
"Потолок на нас пошел снижаться вороном..." Знал Володька, о чем писал. По любому накидался вот так же в своей Бродячей Собаке, про которую так увлеченно любил задвигать Сергуня.
В общем посидели так, что расплата была неминуема. Хорошо что хитрый Славик припрятал на утро бутылочку жигулевского пивасика.

***
Значит так-ссс. Жара. Сделаем небольшое лирическое отступление.
Вообразите. Суббота. Утро. Ну как утро. Если честно уже ближе к обеду. Пустая остановка, палимая безжалостным в своей внезапности солнцем. Все что могло — еще по холодку на первых электричках, убралось из города на юх.
На остановке, чуждый случившемуся лету, как лосось кустам черники, стоял гот.
Еще вчера он был в своей стихии. Еще вчера он был продолжением гранитного холода и мороси. В черных джинсах, в черных берцах, в черном пальто и черной футболке, с длинным черным хайром.
Сейчас же бедняга изнемогал, как истинное дитя ночи, и вчерашняя пудра вместе с черной дешевой подводкой медленно плавилась на его лице...

***
В это самое время, покачиваясь и почесывая зад, упакованный в семейные трусы в крупную белую ромашку по синему фону, пару раз простреленные сзади "бандитскими пулями", в кухню вышел умирающий от сушняка Славик.
Глазки его были красны и отёчны, личико его было помято следами от вышитой на диванной думочке розы, а в ротике у него, кажется всю ночь гадили котики.
Подняться Славика смогла заставить только мысль о вожделенной бутылочке, скрывающейся в недрах рокочущего как трехтонка холодильника.
Славик отработанным движением уперся ногой в стену и дернул за ручку древнего ЗиЛка, помянув такую-то мать. Это помогло.
Холодильник распахнулся, но поскольку лампочка в нем умерла ещё при жизни сергуниной бабушки, пришлось приоткрыть тяжелую, в прорехах, старинную портьеру, знававшую времена былой роскоши. Кухню залил свет, ослепивший Славика. Дрожь в похмельных руках довершила дело и холодная "Чебурашка" с Жигулями выскользнула, блеснула рыбкой и грянулсь об плиточный пол вдребезги.
— ... ... ЛЯТЬ! — сообщил Славик потолку, закатив к нему глаза.

***
И вот, натянув на на себя любимые клетчатые шорты и нацепив на голову висевшую в прихожей с незапамятных времен панаму, наш герой отправился за возмещением своей печальной потери к ближайшему ларьку на остановке. Солнце, вылезшее на безоблачном небе к самому зениту, охватило бледные телеса Славика своим ласкающим жаром и в иное время он этому жару искренне бы порадовался. Но без холодной запотевшей бутылочки жизнь была не мила.
Пробравшись к заветному оконцу, и потратив пару минут на внимательный пересчет рассованной по карманам мелочи, тщательно прокашлявшись пересохшей глоткой и тактично прикрыв рот ладошкой, дабы не дышать на продавщицу сивушными парами, Славик изрек.
-- Сударыня, извольте подать мне бутылочку Жигулевского.
-- Вам холодненькую? -- неожиданно участливо спросила сударыня, и Славик, поняв, что в пересохшем рте от упоминания холодного пивасика закончилась последняя слюна, только страдальчески кивнул.
Бутылочка перекочевала в цепкие дрожащие лапки, а деньги -- в руки продавщицы.
Испустив тихий стон, предвещающий неземное блаженство, Славик отточенным годами практики движением сорвал крышечку при помощи зажигалки, поднес горлышко ко рту и...
Замер.
Прямо на него стоял и смотрел...
Сначала Славик подумал, что адские силы решили не размениваться на пресловутую Белочку и сразу отправили за ним черта покрупнее. Несколько секунд в страхе божием пробудили в нем раскаяние и протрезвили его настолько, что затуманенный похмельем мозг наконец припомнил ребят из готской тусовки. Славик выдохнул и посмотрел на гота с сочувствием, достойным православного святого.
Не донеся до рта, жестом подлинного братства объединяющего людей из любых субкультур, он протянул бутылку готу.
-- На, братан! Тебе нужнее.